«В одном бою — три самолета, за день — шесть самолетов, одной очередью — два самолета… Эти цифры кажутся фантастическими. Но никакой фантастики, никакого преувеличения тут нет. Воздушный бой был стихией Кожедуба. Ивана было нетрудно смутить чем-то на земле, поставить в тупик, но в воздухе он не знал ни сомнений, ни колебаний, ни неуверенности… Я много раз участвовал с ним в воздушных схватках, и всегда меня поражало отсутствие какой бы то ни было суетливости, удивительная расчетливость, целеустремленность Кожедуба. Если уж он атаковал, то сбивал самолет противника, как правило, одной очередью. Вообще, атаки Кожедуба были очень короткими — в этом их достоинство: противник и опомниться не успевал, как снова и снова нес урон»
Александр Куманичкин, Герой Советского Союза, летчик
Дело было 1 июня 1944 года под Яссами, в Румынии. В тот день, в девять утра, капитан Иван Кожедуб повел двадцатку истребителей «Ла-5» на прикрытие наземных войск. Погода стояла ясная, значит, от противника можно было ждать активности. Сразу над линией фронта нашим летчикам встретились около двадцати «Фокке-Вульфов-190». Они попытались навязать бой. «Ясно, — подумал И. Н. Кожедуб, — если нас пытаются связать боем — жди немецких бомбардировщиков». Наши самолеты приняли этот вызов, используя преимущество в высоте, но немцы втягиваться в «карусель» не стали, а повернули сразу на юго-запад. Может, у них кончалось горючее, а может, это был тактический прием.
И тут в наушниках раздалось: «Ястребы, ястребы, будьте внимательны! С юга, со стороны солнца, приближается большая группа пикирующих бомбардировщиков!» Кожедуб начал всматриваться туда, где полыхал раскаленный диск светила. За многие месяцы боев он уже привык к этому и даже не прикрывал глаза ладонью. И точно, со стороны Ясс он различил группу самолетов. Это были пикирующие бомбардировщики — «Юнкерсы-87». Всего около тридцати — плюс «мессершмиты» прикрытия. Боевая задача была ясна: не допустить противника на бомбежку наших частей. Углубившись за линию фронта, группа «лавочкиных» совершила боевой разворот и оказалась сзади и чуть выше немецких самолетов. Позиция была выгодной: стрелков пикировщиков слепило солнце, да к тому же хвостовая часть «юнкерсов» оказалась неприкрытой: «мессершмиты» отлетели вперед. На скорости, с солнечной стороны, двадцатка Кожедуба начала атаку. Строй противника был столь плотным, что Иван не успевал переносить огонь с одного самолета на другой и даже не следил — сбита или нет вражеская машина. Но несколько бомбардировщиков уже задымилось. Немцы беспорядочно сбросили бомбы и стали уходить на юг. Но не успели наши «Ла-5» перевести дух, как с запада появилась еще одна группа «юнкерсов» (самолетов тридцать) — и тоже с истребителями прикрытия. Кожедуб молниеносно принял решение разделить свои силы: часть советских пилотов должна будет связать боем «Ме-109», а часть займется «Ю-87». Сам он возглавил ударную группу, врезавшуюся в строй пикировщиков. Началась огненная «карусель».
Несколько «Ла-5» с повреждениями вышли из боя, а немцы всё прибывали и прибывали, вероятно, вызвали подмогу. Их было так много, что создавалось впечатление, будто советских самолетов в воздухе нет вообще: вокруг мелькали только черные кресты. Атакуя противника сверху, Кожедуб потерял высоту и на несколько секунд вывалился из схватки. Маскируясь облаком, немного в стороне от боя, он поднялся до 4 000 метров и решил осмотреться. Но тут в наушниках снова раздалось: «Ястребы, ястребы, приближается третья группа бомбардировщиков противника! Приказываю сбить ведущего!» Сбить ведущего — задача непростая, однако только этим способом можно сорвать налет: немецкий строй в таких случаях, как правило, распадался. «Понял вас! Иду в атаку!» — только и успел ответить Иван Кожедуб по радио. Он решил атаковать противника в лоб: сзади «Ю-87» надежно прикрывали «мессершмиты». Наш летчик прикрылся небольшим облаком и внимательно осмотрелся: главное, чтобы враг не зашел в хвост. Затем, вылетев из-за тучки, сравнял свой самолет по высоте с немецкими бомбардировщиками. Их ведущий летел впереди, и его было хорошо видно. Сначала немцы молчали, но когда расстояние сократилось, открыли ураганный огонь по истребителю Кожедуба: у них не выдержали нервы. Сам же Иван не спешил, выжидал подходящую дистанцию. Но вот самолет противника почти впритык к его машине. Его хорошо видно в перекрестие прицела. Пушки «Ла-5» бьют практически в упор. Немецкий самолет клюет носом, и Кожедуб проносится над ним впритирку.
Сквозь порядок «Ю-87» наш самолет проскакивает чуть ли не чудом, строй был такой плотный, что в два счета можно было столкнуться с бомбардировщиком противника. Теперь оставалось развернуться на сто восемьдесят градусов и взять курс на аэродром: задание выполнено. Но тут над самолетом Ивана Кожедуба пролетело несколько «фокке-вульфов». Они снизились на высоту «Ла-5» и начали стремительно разворачиваться. Не успел наш летчик опомниться, как немец был у него на хвосте, всего в каких-нибудь пятидесяти метрах. Иван даже испугался: «Сейчас расстреляют в упор, не успеешь оглянуться». Он передал по радио: «Веду бой один. Прошу помощи». «Крепись! — раздалось с земли. — Сейчас наши подойдут». «Страху не поддаваться!» — сказал себе Кожедуб и начал стремительно маневрировать, выполняя каскад фигур высшего пилотажа — лишь бы сбросить немца с хвоста. Но тот не отставал, очереди одна за одной поливали наш «Ла-5». Было слышно, как снаряды дробят хвостовое оперение. «Когда же у фашистов кончится боезапас?» — мучительно думал Иван, понимая, что силы противника тоже на пределе и долго такая погоня продолжаться не может. Он выжимает из своей машины предельную скорость… и отрывается! Теперь надо бросить самолет из стороны в сторону, чтобы у немцев сбился прицел. Но всё равно по спине ползет холодок, когда понимаешь, что противник еще сзади, хотя и не на опасной дистанции. И вдруг «фокке-вульфы» резко повернули назад: за ними мчались подоспевшие наши «яки». «Если б вы, друзья, пораньше прилетели… — подумал Кожедуб. — Жаль, не могу к вам присоединиться — стрелка бензомера на красной черте». В горле пересохло так, что не было возможности говорить. Поэтому, благополучно сев на своем аэродроме, Иван, спрыгнув с крыла, со своими товарищами объяснялся знаками.
Однако Ивану Никитовичу в тот день предстоял еще один боевой вылет, после полудня. Во второй раз он повел за собой уже не двадцатку, а восьмерку «лавочкиных». Целью было поддержать эскадрилью К. А. Евстигнееева, схлестнувшуюся с противником над линией фронта. Описание этого боя приводит сам Кирилл Алексеевич в своих воспоминаниях: «И мы ринулись на фашистов. Гитлеровцы ведут бой осторожно, не рискуют. Наверное, поняли, что перед ними не просто противник, а бойцы, способные сражаться, не щадя своей жизни. “Фоккеры” (“Фокке-Вульфы-190”), разбившись по парам, периодически заходят в облака и оттуда начинают атаки. Чтобы избавить группу от всяких неожиданностей, внезапности нападения, я даю команду одной четверке снизиться метров на пятьсот, а сам остаюсь под нижней кромкой облаков. Видя это, “фоккеры” отказались от своего тактического маневра. Поняли наш замысел.
Бой с “Фокке-Вульфами-190” еще не закончился, как появляется восьмерка “Ме-109”, за ней — “Ю-87”. Предупреждаю летчиков: “Быть внимательней! Новая группа врага. Грек! Набери высоту, подойди поближе. Экономьте снаряды!” — А сам думаю: “Откуда берутся, гады, будет ли этому конец?” Вдруг в эфире неожиданной радостной вестью неторопливый голос Ивана Кожедуба: “Кирилл! Держись, иду на подмогу!” Ликование охватило меня — сил словно прибавилось. Помощь пришла в самые трудные минуты боя, когда и горючего, и снарядов осталось совсем немного, а силы были столь неравны!
“Иван, наваливайся на “лапотников” (“Ю-87”) — их две девятки!” — передаю боевому другу краткую информацию о составе врага. — “А я займусь сто девятыми!” И почти на встречных курсах мы сближаемся с подходящими “мессершмитами”. Они открывают огонь — отвечаем тем же. Проходят считанные мгновения, а “лавочники” и “мессершмиты”, словно по единой команде, развернувшись на сто восемьдесят градусов, закручиваются в одну спираль. Мимо нас проносится шестерка Кожедуба и своими атаками, как тараном, разит подоспевших бомбардировщиков. Немецкие истребители растерялись: они пытаются ринуться к эскадрилье Кожедуба, чтобы защитить бомбардировщиков, но мы не даем им свободы выбора. И “сто девятые”, связанные боем, не могут оказать существенной помощи “лапотникам”.
Минут через семь бой закончился. Немецкие бомбардировщики, сбросив бомбы куда попало, беспорядочно уходят в западном направлении. Сопровождавшие их истребители последовали за своими подопечными. Возвращаемся в свой район, наши группы приняли прежний боевой порядок. Выше нас — восьмерка Кожедуба. А в моей не хватает одного самолета. Кого же? Спрашиваю Тернюка: “Грек, кого нет?” Отвечает Середа: “Шпынова.
Он подбитый вышел из боя”. В разговор включается Иван Кожедуб: “Мы троих кокнули. Остальные как?” “Держимся, — отвечаю я товарищу. — У меня горючее на исходе”. “Не задерживайся, уходи”, — советует Иван. Весь остальной путь летим молча. Все ребята очень устали. Скорость повышенная — аэродром близко. Надо запросить, как добрался Шпынов и дома ли он. Мою тревогу рассеивает ровный голос командира полка: “Жив-здоров. Вас ждет не дождется. Волнуется парень…”».
Мы рассказали об этих боях, чтобы показать типичные фронтовые будни Ивана Никитовича Кожедуба. Таких дней у него были сотни. Он, уже Герой Советского Союза, самый результативный летчик ясских сражений, бился на пределе возможностей, выжимая и из машины, и из своего организма максимум. Но кто смог бы догадаться еще десять лет назад, что из скромного и застенчивого украинского паренька вдруг вырастет настоящий воздушный ас?
Ваня Кожедуб родился 8 июня 1920 года в селе Ображеевка, на Черниговщине. С детства он, пятый ребенок в семье, был очень привязан к матери — Стефаниде Ивановне. Это была работящая, но очень болезненная женщина. «Здоровье у матери слабое, — вспоминал И. Н. Кожедуб, — но работает она много, ловко и проворно, никогда не сидит сложа руки. Она плохо слышит, часто сетует на глухоту, и от жалости к ней я начинаю плакать. Всхлипывая, хожу за ней следом. А иногда мать скажет: “Ой, сынок, мне что-то нездоровится”, — и, оставив работу, со стоном упадет на лежанку. И я готов бежать из хаты куда глаза глядят, лишь бы не слышать ее стонов. Но удерживает чувство тревоги за мать, желание помочь ей. Не отхожу от нее: то подам пить, то поправлю подушку».
Мальчик вообще, надо сказать, был склонен к слезам и разным фобиям. Он боялся коров, пожара и воды. Часто вскакивал ночью в слезах после кошмаров, навеянных рассказами подруг сестры о ведьмах и русалках. Тогда мать садилась на постель Вани, гладила ему лоб своей мягкой рукой, и сын успокаивался. Он рано научился читать и писать: его отец — церковный староста Никита Илларионович — сам много читал и в книжничестве воспитал Ивана, который любил перерисовывать на бумагу буквы с конфетных фантиков. У него был явный художественный талант, и все в семье думали, что Ваня в будущем станет живописцем. И. Н. Кожедуб тоже подумывал о профессии художника, но не меньше его привлекала военная служба: старший брат служил на среднеазиатской границе, и Иван буквально заслушивался его героическими рассказами о защите пределов Советского Союза. Но об авиации Ваня даже не думал. Однажды к ним в деревню прилетел самолет, и была возможность на нем прокатиться, но Иван отказался садиться в кабину — так в те годы боялся неба (потом это пройдет). Интерес к авиации в нем проснулся гораздо позже, когда он учился в химико-технологическом техникуме в городе Шостке, в который поступил в 1934 году, после выпуска из средней школы. Некоторые его товарищи тогда поступили в аэроклуб и заразили Ивана интересом к авиации. Не последнюю роль в том сыграла… щеголеватая учебная форма. Он стал учлетом в сентябре 1938 года и так увлекся новым занятием, что даже бросил техникум. А спустя год он становится курсантом Чугуевского военного авиационного училища. В январе 1941-го И. Н. Кожедуб уже инструктор-летчик того же училища в звании старшего сержанта (заведение не делало своих выпускников офицерами). В начале войны Иван Никитович вместе со школой был эвакуирован в Казахстан, в город Манкент. Он и его сверстники-инструкторы всеми силами рвались на фронт, но начальство просьбы отклоняло, говоря, что и в тылу требуются грамотные летчики. Только поздней осенью 1942 года Ивана услышали: в ноябре он был откомандирован в 240-й истребительный авиационный полк 302-й истребительной авиационной дивизии, которая проходила формировку в городе Иваново. В марте 1943 года в составе дивизии И. Н. Кожедуб вылетел на Воронежский фронт.
Боевое крещение младший лейтенант Иван Кожедуб принял 26 марта 1943 года. Надо сказать, что его первый бой был неудачным. Произошло это так. Кожедуб выполнял дежурный полет над своим аэродромом. Уже собираясь идти на посадку, он вспомнил правило, которое ему твердили в летной школе: «Осмотрительность и еще раз осмотрительность — крути головой на 360 градусов». Оглянувшись, Иван увидел шестерку двухкилевых самолетов. Они шли со стороны солнца на высоте тысячи метров.
Сначала он принял их за своих «Пе-2». Но когда на земле показались разрывы бомб, он понял, что это немецкие «Мессершмиты-110» — многоцелевые самолеты. Иван решил атаковать. Его план был следующим: сначала сбить двух ближних, затем перенести огонь на первое звено, а двоих добить после. Увеличив скорость, Иван пошел на сближение, до противника оставалось пятьсот метров. Он навел прицел на тот самолет, который был ближе остальных, и снял пушки с предохранителей. Готовясь открыть огонь, И. Н. Кожедуб вдруг вспомнил железное правило каждого боевого летчика: «Перед атакой посмотри назад, не атакует ли тебя противник». Резко повернув голову, он увидел, что к нему приближался самолет с белым обтекателем винта. Не свой ли? Нет, у советских самолетов такого обтекателя не бывает.
Пока Иван раздумывал, приближающаяся машина открыла по нему огонь. В воздухе протянулись огненные трассы. В самолете Кожедуба послышался треск, в кабине запахло гидросмесью: был разбит бачок с жидкостью для выпуска шасси. Наш летчик понял, что спас его только случай: немец стрелял не бронебойными, а осколочно-фугасными снарядами, которые не смогли пробить бронеспинку. Но самолет получил такие повреждения, что о преследовании противника не могло быть и речи. Надо было выходить из-под удара. Иван бросил машину резко в сторону, справа от него пронеслось два «мессершмита». Но опасность не миновала: сзади и выше оставалось еще два вражеских самолета. «Сейчас меня добьют», — пронеслось в голове Ивана Никитовича. Но неожиданно слева и справа расцвели разрывы снарядов. Это били наши зенитки. Они обстреляли своего, но тем самым спасли летчика от повторной атаки врага, которая могла быть для него гибельной. «Ла-5» качнуло влево, потом вправо. Зенитный снаряд попал в левый бок машины, второй — в хвост. Кожедуб еле удержал самолет на высоте пятьсот метров. Немцы ушли на запад, надо было идти на посадку, а это в сложившейся обстановке было самым сложным. Аппарат не слушался рулей, падала скорость, с большим трудом на ручном режиме удалось выпустить шасси. На посадочной полосе виднелись воронки от бомб, сброшенных «Ме-110», — только бы не перевернуться! На взлетной полосе машину И. Н. Кожедуба бросало из стороны в сторону, но пробег она закончила успешно. «Удивительно, как самолет не развалился в воздухе? На честном слове держался. Вот живучий!» — сказал осмотревший «Ла-5» механик.
После первого неудачного боя Иван Кожедуб был зачислен в разряд нерадивых, и решения боевых задач ему не доверяли. Какое-то время он даже занимался тем, что развозил почту на «У-2». Его репутация была восстановлена только из-за того, что в весенних боях полк понес тяжелые потери и летчиков не хватало. Тогда Ивана вернули в строй.
Первый вражеский самолет И. Н. Кожедуб записал на свой счет 6 июля 1943 года, во время битвы на Курской дуге, в районе деревни Покровка. Этот бой он запомнил навсегда. Дадим слово летчику: «6 июля мы чуть свет уже в кабинах самолетов. Готовы к немедленному вылету. Не отрываясь смотрю в сторону КП. Вот взвились три зеленые ракеты — это сигнал на вылет третьей нашей эскадрильи. Мы в воздухе. Принимаем боевой порядок. Нас ведет Семенов. Гул стоит в наушниках шлемофона. Иногда раздаются чьи-то отрывистые команды: “Атакую! Прикрой!”, “Внимание, слева “мессер!” С земли доносится: “Соколы, атакуйте! Бейте их, бейте!” Набираем высоту. Издали видна линия фронта, пожары. Горят деревни и села. Горит наша и вражеская техника… Мы у линии фронта. Под нами — море огня. Дым поднимается на большую высоту: в кабине чувствуется запах гари. Нас обстреливает зенитная артиллерия. То тут, то там появились вспышки. Враг старается расстроить наш боевой порядок — так его истребителям легче будет нас атаковать.
Справа впереди идет ожесточенный воздушный бой. Падают самолеты — вражеские и наши. С земли раздается знакомый спокойный голос командира корпуса генерала Подгорного: “Приближается большая группа пикирующих бомбардировщиков. Увеличить скорость. Встретить врага до линии фронта!” И на подхвате голос Семенова: “Впереди нас более двадцати пикирующих бомбардировщиков. Атакуем!” И действительно, ниже нас стороной к линии фронта направляются “Юнкерсы-87” под прикрытием истребителей. Теперь главное — перехватить их до линии фронта. Снова раздается голос комэска: “Орлы, за Родину! В атаку!” Командир — впереди. Мы — за ним. Увеличиваем скорость, ринулись на группу. Наперерез нам “мессершмиты”. Но им уже не остановить наш порыв. Вот они пытаются атаковать командира. Бросаю самолет в сторону вражеских истребителей. Заградительная очередь, и враг отворачивает от самолета Семенова. Комэск сближается с бомбардировщиком. Фашистские стрелки открывают яростный огонь.
К нам потянулись трассы. И мне кажется, что больше всего трасс тянется к машине комэска и к моей. Семенов резко переводит самолет вниз. Сердце у меня замирает: сбит! Но вот он стремительно идет вверх и снизу атакует “юнкерс”. Бьет его в упор, с короткой дистанции. Немецкий самолет падает. Бомбардировщики заметались. “Мессершмиты” усилили атаки. Отбиваю их — меня надежно прикрывает мой ведомый. Наша главная задача — уничтожить бомбардировщики. Пытаюсь атаковать “юнкерс”, зайти к нему в хвост. Он маневрирует.
Уходит из прицела. Даже не успеваю открыть огонь: то ведомого, то меня атакуют “мессеры”. Нам, истребителям, все время приходится вступать с ними в бой, помогать друг другу и словом, и огнем. Только успевай повертываться: исход боя решают секунды.
В глазах мелькают силуэты наших и вражеских самолетов. “Юнкерсы” не уходят. Они встали в оборонительный круг — защищают друг друга. Зайти им в хвост стало еще труднее. Проходит несколько минут — для воздушного боя срок немалый. Нам необходимо сбить еще несколько самолетов. Только тогда враг дрогнет. Стараюсь действовать точно и стремительно — как командир. Его самого я потерял из виду. Зато слышу голос: “Бей их, гадов!” Под огнем противника снова веду самолет в атаку. Захожу “юнкерсу” в хвост. Сближаюсь. Ловлю в прицел. По-моему, дистанция подходящая.
Нажимаю на гашетки. Пушки заработали. А “юнкерс” не падает. Снова стреляю. Немецкий бомбардировщик начал маневрировать. Забываю обо всем, что творится вокруг. Вижу лишь “юнкерс” и продолжаю стрелять. Решил так: не собью, буду таранить. “Бей, батя, прикрываю!” — раздается уверенный голос моего ведомого, Василия Мухина. Почти вплотную сближаюсь с противником. “Юнкерс” по-прежнему маневрирует. Нет, теперь не уйдешь! Еще длинная очередь. Самолет вспыхнул и упал в районе западнее Завидовки.
Взмываю в сторону вверх по примеру командира. Не утерпел и по радио крикнул: “Вася, одного кокнул!” Да где же Мухин? Посмотрел влево и даже вздрогнул: от меня отвалил “Мессершмит-109”. За ним и погнался Мухин. Мне только что угрожала смертельная опасность: ведь я и не заметил, как в хвост моей машины зашел “мессершмит”! Зато Мухин был начеку и отбил атаку. Мой верный ведомый уже тут, занимает свое место. Бой продолжается. На моих глазах упал еще один “юнкерс”, за ним — “мессершмит”: их сбили летчики нашей эскадрильи. Строй вражеских бомбардировщиков рассыпался. Немцы в беспорядке сбросили бомбы на голову своих же войск и покинули поле боя…
Но в этот миг я увидел свежую группу: около трех десятков вражеских бомбардировщиков. Они летели нагло, без прикрытия истребителей. Вероятно, враг думал, что господство в воздухе завоевано… Даю команду Мухину: “Атакуем!” Быстро сближаюсь с “юнкерсами”. Они начали перестроение. Стрелки открыли огонь. Передаю: “Вася, прикрой! Атакую!” По примеру комэска быстро сзади снизу пристраиваюсь к вражескому самолету. Как говорят летчики, сажусь ему “на хвост”. Враг в прицеле. Отчетливо вижу черные кресты. Сейчас в упор расстреляю самолет. Нажимаю на гашетки. Но пушки молчат… Передо мной хвост вражеского самолета: чтобы отрубить его, снаряды не нужны. Но самолет вдруг резко поворачивает в сторону, в глубь своего строя, и чуть не сталкивается с другим “юнкерсом”. Горючее на исходе. Осматриваюсь: наших не видно — улетели. Передаю Мухину: “Вася, атакуй! У меня пушки не работают”. А он в ответ: “Горючего мало. Смотри, домой не дойдем”. И верно, стрелка бензомера приближается к красной черте. А это означает: немедленно на посадку. Но “юнкерсы” еще здесь. Надо сорвать налет.
“Еще минуту, еще минуту”, — передаю Мухину.
Не одну, а еще несколько минут гоняемся за “юнкерсами”. Появляемся то здесь, то там. Немцы, вероятно, решили, что нас много. И случилось то, чего мы с Васей так добивались. Противник дрогнул — нервы не выдержали. Фашисты повернули на запад. Горючего у нас с Мухиным хватило лишь на то, чтобы зарулить на стоянку. Быстро вылезаю из кабины. Бегу к Мухину, обнимаю. “Спас ты меня, дружище, спасибо!”». За годы войны Иван Кожедуб прошел большой боевой путь. Он сражался под Курском, на Украине, в Румынии, Белоруссии, Прибалтике, в Польше и Германии. На его счету 330 вылетов, 120 боев и 62 сбитых вражеских самолета. И. Н. Кожедуб стал самым результативным асом не только среди летчиков РККА, но и среди летчиков-союзников. «Как некоторые мальчишки ходят драться там, где могут встретить суровый отпор и испытать себя, — вспоминал об Иване Никитовиче Герой Советского Союза летчик П. В. Брызгалов, — так искал противника Иван. Услыхав разговор, что где-то появились асы (по именам мы их не знали во время войны, да и знать не хотели), он с ходу заводился и готов был идти в интересный для него бой хоть среди ночи». Иван Кожедуб поднялся от младшего лейтенанта до майора, был удостоен трех золотых звезд Героя Советского Союза, множества орденов и медалей, среди которых орден Александра Невского и четыре ордена Боевого Красного Знамени. При этом Иван Никитович, как вспоминали его однополчане, всегда оставался очень скромным, открытым и доброжелательным товарищем. Навсегда сохранилась в нем и тяга к учебе. Он постоянно носил с собой объемную тетрадь, в которую систематически записывал все интересные случаи воздушных боев, а потом скрупулезно анализировал их.
Постепенно у него выработался свой стиль боя, коронным приемом в котором была атака самолетов противника с бреющего полета, сзади «под брюхо». Эта была очень сложная техника: непросто пилотировать машину, вести огонь и обзор, выполнять противозенитный маневр и одновременно следить за тем, чтобы не врезаться в землю. Подобная тактика давала отличные результаты в бою, она была построена против всяких правил, и противник не ожидал удара с этой стороны. Но повторить за И. Н. Кожедубом этот трюк могли только единицы, несмотря на то что летчик всегда охотно делился своим опытом. Вообще, Иван Никитович был хорошим педагогом, наверное, сказывался опыт работы летным инструктором. Многие будущие советские асы вышли из-под его крыла. Он всегда был улыбчив и мягок. Правда, бывали случаи, когда И. Н. Кожедуб проявлял и жесткость. Так случилось под Альтдаммом, недалеко от Берлина, весной 1945 года. У них в полку служил один летчик, который, несмотря на многочисленные вылеты, так ни разу и не сбил вражеского самолета. И. Н. Кожедуб, тогда уже майор, решил взять дело в свои руки и проверить незадачливого пилота. Он вызвал офицера на КП и сказал, что тот на следующий день полетит с ним на свободную воздушную охоту.
«“На всякий случай проверьте кислородное оборудование, — добавил я, внимательно наблюдая за ним, — вспоминал Иван Никитович. — Может быть, придется вести бой на большой высоте”. Вижу: он побледнел, глаза у него стали испуганные, губы задрожали. Он хотел что-то сказать, но я сухо заметил: “Разговор окончен. Помните: главное — искать в воздухе противника. И во время боя не отрываться. Самообладания не терять”. Таких малодушных людей у нас в авиации я еще не видел и был несказанно удивлен и возмущен. Решил его вышколить, да так, чтобы он на всю жизнь запомнил наш полет».
На следующее утро полет начался. Небо над Берлином вначале было чистым, но вскоре появилась восьмерка вражеских истребителей. Шестеро из них быстро легли на обратный курс, а пара направилась к нашим самолетам. Напарник И. Н. Кожедуба начал жаться к ведущему. «Близко подхóдите!» — передал по радио майор. Напарник занял правильную позицию. В этот момент И. Н. Кожедуб решил, что настал хороший момент для атаки, и увеличил скорость. Не надеясь на помощь напарника, все-таки передал по радио «Атакую! Прикрой!» Сблизился с противником и навел прицел. Немецкий самолет был так близко, что его можно было расстреливать в упор. Иван нажал на гашетку: короткий выстрел — и пушки замолчали. «Фокке-вульфы» сделали переворот и стали набирать высоту. Кожедуб — за ними. Снова хвост немецкого истребителя в перекрестие прицела. Снова майор жмет гашетку, но пушки молчат. Что за черт? А где же ведомый, сейчас он мог бы очень помочь. Иван осмотрелся, напарника вблизи нигде не было. И тут он увидел его далеко позади, ведущего огонь по самолету противника с очень большой дистанции и берущего курс на восток. «Не уходи! Ко мне!» — передал майор по радио. Но остановить своего ведомого оказалось невозможно. Противник в это время понял, что пушки «лавочкина» молчат, да к тому же он остался без помощника. «Фокке-вульфы» резко развернулись и начали гоняться за Кожедубом. Только благодаря отличному пилотированию и сложным фигурам удалось оторваться. Благополучно приземлившись, Иван выскочил из кабины и подбежал к незадачливому летчику. «Противника видели?» Тот с большим волнением в голосе ответил: «Да ведь я стрелял, товарищ командир… Все боевые припасы израсходовал». И. Н. Кожедуб вышел из себя: «Да кто же так стреляет?! Запомните: такими атаками вы только дело портите и себя позорите. Надо бить врага уверенно, смело, с короткой дистанции. Иначе противник воспользуется вашей слабостью и быстро вас уничтожит». Потом, успокоившись, он разобрал с напарником полет и в конце сказал: «Поразмыслите обо всем. Тренируйтесь. И учтите: если вы еще раз бросите товарища, никакой скидки не ждите. Наказаны будете строго». «Как видно, — вспоминал впоследствии Иван Никитович, — испытание далось горе-пилоту нелегко. Да и товарищи на комсомольском собрании осудили его за малодушие. Он стал много тренироваться, внимательно выслушивал замечания опытных летчиков. И вот однажды пришел на командный пункт радостный, торжествующий и доложил мне, что сбил вражеский самолет, поблагодарив за суровый урок».
Вообще, надо сказать, что Иван Никитович Кожедуб часто оказывался в отчаянной ситуации в воздухе. И каждый раз его спасали неимоверное самообладание и трезвый анализ обстановки. Например, 12 октября 1943 года над Днепропетровском произошел такой случай. Тогда звено лейтенанта Ивана Кожедуба вылетело на прикрытие нашей переправы. Восьмерку «Ю-87» удалось быстро расстроить. Она побросала в беспорядке бомбы и стала уходить. Кожедуб погнался за ведущим. Тот маневрировал, прижимался к земле, но наш летчик не выпускал его из прицела. Длинная очередь сзади сверху — и бомбардировщик вспыхивает. «Ла-5» Ивана проносится над ним. И тут в наушниках раздается голос ведомого — Василия Мухина: «Батя, горишь!» Кожедуб посмотрел на левую плоскость — все в порядке.
Взглянул вправо — из бензобака вырывается огненная струя. Было ясно: загорелся бензин, вытекающий из пробоины. Иван понял, он допустил оплошность: сделал маневр над подбитым «юнкерсом». Немецкий стрелок был жив и смог попасть последней очередью в наш самолет. И. Н. Кожедубу надо было резко отвернуть, а он подставил живот машины под огонь. Нужно прыгать. Пилот открыл фонарь и отстегнул ремни. Но вдруг вспомнил — он над вражеской территорией (линия фронта проходила почти что по Днепропетровску, бой начался над нашей территорией, а продолжился над территорией противника — прим. авт.)
«Нет, — подумал лейтенант, — живым не дамся. Последую примеру Гастелло». Одновременно, высматривая цель на земле, пилот начал бороться с пожаром. Перевел аппарат в скольжение на левое крыло, увеличил скорость. Надо было сбить пламя, чтобы оно не перекинулось на весь самолет. Вот и подходящая цель, немецкая автоколонна. И. Н. Кожедуб проходит над ней на бреющем полете. И тут в шлемофоне раздается: «Батя, пламя сорвано! Живем!» Теперь надо только дотянуть до своих. Иван с опаской посматривал направо, на пробоину в дымящейся плоскости: в любой момент мог произойти взрыв. Вот он уже над Днепром, своя территория. Можно прыгать, но лейтенант решил машину не бросать. Надо сказать, что И. Н. Кожедуб относился к своему самолету, как к живому существу: они столько пережили вместе. И в этот раз ему стало жалко своего «лавочкина». Кое-как дотянул до аэродрома. Но радоваться рано: плоскость дымится и аппарат может взорваться при посадке. Но всё обходится благополучно. Полет счастливо окончен. «Из этого боя, — вспоминал Иван Никитович, — я сделал для себя вывод: даже глядя смерти в глаза, нужно с ней бороться и побеждать».
Судьба, как известно, благоволит к отчаянным. В боях И. Н. Кожедубу несомненно везло, хотя боевой счет он открыл только в тридцатом полете, тогда как его товарищи сбивали противника уже в пятом — двадцатом вылетах. Но Иван быстро их нагнал. Ему даже посчастливилось сбить реактивный самолет противника. Это было 24 февраля 1945 года над Одером. Тогда он полетел в паре с Д. С. Титаренко на «свободную охоту» (вылет без конкретного задания в поисках боя с противником — прим. авт.). Пересекая линию фронта, Иван заметил самолет, идущий на высоте 3 500 метров с предельной скоростью для наших «лавочкиных». «Понятно, реактивный», — подумал Кожедуб. Пилотам уже рассказывали, что у противника появилось новое оружие. Быстро развернувшись, наш летчик включил форсаж и начал преследовать немца. Вражеский пилот, несомненно, не смотрел назад, положившись на свою скорость, иначе он легко ушел бы от погони. Кожедуб занервничал: смогу ли догнать? Ведомому передал: «Дима, спокойно, а то спугнем. Без моей команды ничего не предпринимай!» Но вот удачный маневр, и Кожедуб уже на хвосте у противника, расстояние двести метров. И вдруг ведомый Ивана открыл огонь, не выдержал. Майор в душе нещадно выругал товарища, решив, что тот сорвал атаку. Однако всё оказалось иначе. Немец, уходя от огня, стал разворачиваться влево в сторону «лавочкина» Ивана Никитовича и подставил ему свою «спину». Советский ас еще добавил скорости и с короткой дистанции открыл огонь. Вражеская машина взорвалась в воздухе. В литературе бытует мнение, что Ивану Кожедубу таким образом удалось подбить новейший «Ме-262». Но биограф летчика, Н. Г. Бодрихин, обоснованно полагает, что это был «Ме-109», только с реактивным двигателем. Стоит мимоходом заметить, что на боевом счету Ивана были и самолеты союзников. Весной 1945 года он сбил два американских «мустанга», которые атаковали его, приняв за «фокке-вульф» с «красным носом», как показал сбитый американский лейтенант, попавший в расположение наших войск. Самолет И. Н. Кожедуба был действительно ярко раскрашен, что являлось нетипичным для советских машин.
Последние воздушные победы Иван Никитович одержал 17 апреля 1945 года в небе над Берлином. Тогда, снова в паре с Д. С. Титаренко, ему удалось сбить свой 61-й и 62-й вражеские самолеты. Это был уже пятый вылет И. Н. Кожедуба за день, при слепящем солнце с запада и плохой видимости из-за дыма, поднимающегося с земли. Биться пришлось с сорока «фокке-вульфами», которые летели на бомбежку советских частей на Зееловских высотах. Схватка была жаркой и изматывающей. Два против сорока! Незначительный просчет — и всё было бы кончено. Но пилотажное мастерство и инициатива оказались на нашей стороне. Умелым маневром пара «лавочкиных» вклинилась в немецкий строй, создав впечатление, что их больше, и сорвала замысел противника. «Фоккеры» повернули назад. И. Н. Кожедуба, как всегда после упорного боя, била нервная дрожь, во рту пересохло. Но пара благополучно вернулась на аэродром. За этот бой Иван был представлен к ордену Александра Невского — за победу малым числом.
Сразу после войны Иван Никитович был зачислен в Академию ВВС в Монине, которую закончил на «отлично». Здесь же, в Монине, он освоил пилотирование реактивным самолетом: в июле 1948 года поднял в небо «Як-17». После окончания высшего военного заведения Иван Кожедуб получил назначение на должность помощника командира 324-й истребительной авиационной Свирской краснознаменной дивизии. В эти же годы он женился на Веронике Николаевне Колдашевой, и у них вскоре родилась дочь Наташа. В декабре 1950 года верная жена собрала Ивана Никитовича на новую войну — в Корею. На фронте И. Н. Кожедуб (в звании полковника) пробыл до января 1952-го. В этом же году у Ивана Никитовича родился сын Никита. Во время боевых действий в воздух полковник не поднимался, ему это было запрещено (героя берегли). Но и на земле он проявил себя как выдающийся тактик, будучи командиром 324-й истребительной авиадивизии. Достаточно сказать, что кожедубовское формирование показало самый высокий коэффициент эффективности боевой работы среди советских авиаторов на Дальнем Востоке: потеряв 27 самолетов и девять летчиков, 324-я ИАД записала на свой счет 216 самолетов противника. 3 августа 1953 года полковнику И. Н. Кожедубу было присвоено звание генерал-майора авиации, и вскоре его направили на авиационный факультет Академии Генерального штаба. После окончания этого учебного заведения Иван Никитович назначается первым заместителем начальника управления боевой подготовки ВВС СССР. С 1958 по 1964 годы он был замом командующего ВВС Ленинградского, а затем Московского военных округов.
Всю жизнь И. Н. Кожедуб вел и активную общественную работу. Он несколько раз избирался делегатом Верховного Совета Советского Союза, принимал участие во многих съездах партии, писал книги. В 1985 году, к сорокалетию Победы, М. С. Горбачев присвоил летчику звание маршала авиации. «Кожедуб был человек общительный, — вспоминал о товарище Герой Советского Союза Ф. Ф. Архипенко, — зазнайства в нем не было, всегда помогал людям. Служба же его проходила тяжело из-за зависти вышестоящих чиновников. Особенно это проявлялось, когда он стал заместителем начальника боевой подготовки ВВС страны. Многие командующие ВВС округов и воздушных армий, если так можно выразиться, его не признавали, ибо боялись за свое место, а его старались обойти и унизить. Правда, в этом он был не одинок. Нас всех держали под ногтем и не давали хода… Нас удобно было считать юношами, как во время Великой Отечественной войны — двадцатидвухлетними воздушными бойцами, а не руководителями, не командирами летных частей».
Последняя должность, которую занимал Иван Никитович, — инспектор-советник в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Армией ему покомандовать так и не дали. Нельзя сказать, что Иван Кожедуб спокойно жил при советском режиме, но совершенно невыносимо он почувствовал себя во времена «перестройки», когда рушились основы его миропонимания. Многие тогда считали летчика ретроградом и консерватором, не отдавая себе отчета в том, что творилось в душе маршала, какие там были боль и тревога. Умер Иван Никитович 8 августа 1991 года от сердечного приступа.
Завершить наш очерк можно словами заслуженного летчика СССР Петра Дейнекина: «Для нас, мальчишек послевоенных десятилетий XX века, легендарные имена трижды Героев Советского Союза Покрышкина и Кожедуба были символами верности Отечеству и не шли ни в какое сравнение с представителями других мужественных профессий. В то время именно они, герои-летчики, позвали нас в небо. Нам не терпелось поскорее вырасти и стать такими же рыцарями без страха и упрека, какими были наши кумиры».
текст: П. Котов иллюстрации: Т. Челышева
Загрузка...
